Сколько еще я должна жить в ее тени?

Глава 6

Sala Reale, главный ватиканский зал для приемов, был битком набит гостями, собравшимися на торжество по поводу коронации папы. Звучала безмятежная лютня, от сотен горящих свечей все вокруг сверкало. Над этим оранжевым сном парил мой отец в белой сутане. Он сидел на возвышении и принимал поздравления от послов из Венеции, Флоренции, Неаполя и Милана, а также из различных королевств Европы. Вдоль стен стояли папские гвардейцы, их неподвижные глаза, казалось, не замечали коварных аристократов с их семействами. Столы под полотняными скатертями предлагали сочное жареное мясо кабана с яблочным соусом и розмарином, фазаньи яйца пашот в сладкой сметане, маринованную оленину с зубчиками чеснока, павлина, запеченного с трюфелями. Слуги разливали из больших серебряных кувшинов вино Ломбардии и Тосканы в расписные керамические кубки. Некоторые бессовестные дамочки прятали эти кубки в своих юбках, чтобы сохранить на память об этом дне.

Папочка излучал доброжелательство. По окончании интронизации (утомительного ритуала, который затянулся настолько, что он упал в обморок, вызвав панику среди верующих) он попал в окружение всего того, что наиболее любил: дорогого вина, вкусной еды, музыки, смеха и хорошего общества.

А вот лицо Джулии внушало мысль, что она никогда больше не улыбнется. Несколько часов она провела перед зеркалом, решая, что надеть, и в конечном счете остановилась на сиреневом шелковом платье и рубинах. Выглядела она потрясающе, но тем не менее ее задвинули на задний план, поручили роль моей компаньонки, а Адриана в это время развлекала благородных матрон. Впрочем, Джулия почти не уделяла мне внимания – она не могла оторвать глаз от моего отца. Когда он покинул зал, она принялась ходить туда-сюда и остановилась, только когда он вернулся, облаченный в черный кастильский колет с расширяющимися полами, который придавал его фигуре внушительность и скрадывал полноту. Джулия не сводила с него глаз, пока он вместе с Хуаном обходил зал, похлопывал по спинам кардиналов, называл по именам гостей, демонстрировал свою необыкновенную память на людей.

– Ты посмотри на него! – возмущенно проговорила она. – Расхаживает в своем испанском бархате, а эти римские козлы подсовывают ему своих дочерей, словно он собирается обзавестись гаремом.

– Он должен проявлять внимание к людям, – сказала я, глядя на папочку.

Он милостиво кивал, когда очередное зардевшееся подношение выталкивали к нему и оно простиралось ниц у его ног. Рядом с ним Хуан, в своих великолепных одеяниях, тоже оценивал девиц опытным взглядом. Стоявший за ним его товарищ Джем, султанский сын, проводил языком по губам, словно прикидывал, не съесть ли ему этих красоток.

– Проявлять внимание? – ломким смехом рассмеялась Джулия. – Нет, Лукреция, даже ты не можешь быть такой наивной.

Я нахмурилась, не понимая толком, что она имеет в виду. Бессчетное число раз я наблюдала, как мой отец и брат проходят по переполненным залам, очаровывая людей. Женщины неизменно реагировали на них – да и как могло быть иначе? Но Джулия смотрела по-другому, потому что вдруг ни с того ни с сего разразилась пронзительным смехом и воскликнула:

– Ах, Лукреция, мне просто удивительно слышать от тебя такое!

Я рот открыла от изумления. Я ведь ничего не сказала, а все вокруг стали на нас оборачиваться. По толпе прошел шепоток, словно невидимый гребешок волны, – по рядам епископов, знати и кондотьеров к тому самому месту, где стоял babbo.

Он поднял глаза и показал на Джулию пальцем. Она притворно удивилась, а Хуан нахмурился.

– Кажется, он слышал тебя, – прошептала я.

Фальшивым жестом робкой радости она взяла меня за руку, и мы с ней пошли к моему отцу. Теперь мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не рассмеяться над ее глупостью. Сияя, папочка поцеловал меня в щеку. От него исходил головокружительный винный аромат. Джулия положила пальцы, украшенные кольцами, на руку отца, и он повел ее, а она что-то зашептала ему на ухо. Я шла чуть позади вместе с Хуаном.

– Он должен был приказать этой суке оставаться в ее конуре! – прорычал мой брат. – Неужели мы должны ее терпеть в день нашего великого семейного торжества?

Я скосила глаза на Джема, который ответил мне зловещим взглядом.

– Некоторые могут то же самое сказать про твоего турка, – заметила я, не заботясь, услышат меня слуги или нет.

– Джем – мой товарищ. Он всюду со мной.

Я хотела было ответить, что папочка точно так же думает о Джулии, но тут краем глаза увидела некую фигуру в одежде цвета копоти. Она застыла у стены, покрытой фреской, так неподвижно, что казалась частью рисунка.

Сердце у меня ёкнуло.

Вокруг звучал громкий смех, заглушавший пение менестрелей на галерее. Зал был набит почти до отказа, и толпа выплескивалась во внутренний дворик. Голоса долетали до меня, будто шум моря в раковине, перед глазами мелькали юбки и мантии, все это походило на сон. Я снова бросила взгляд на фигуру у стены. Черты гостя скрывала широкополая шляпа. Он поднял руку, чтобы откинуть ее, но имя уже сорвалось с моих губ.

– Чезаре!

Он развернулся и быстро ушел.

Хуан остановился:

– Ты что-то сказала?

– Нет, мне показалось… ерунда. – Я заставила себя провести рукой по лбу. – Тут так жарко. Пожалуй, выйду в сад ненадолго. Ты меня проводишь?

– Сейчас? – недовольно спросил он. – Нет, я не оставлю отца с этой волчицей.

– Тогда я скоро вернусь. Хорошо?

И не успел он меня остановить, как я нырнула в толпу.

Почти вслепую я пробиралась мимо группок шепчущихся официальных лиц и подвыпивших аристократов, через двойные двери зала выскользнула в освещенный факелами коридор. Заметив впереди стройную фигуру в темном, я ускорила шаг. Он двигался, как и всегда, целеустремленно, и мне пришлось почти бежать, путаясь в тяжелых юбках, чтобы догнать его.

Он пересек сад, где были разбросаны, словно кости, покрытые лишайником статуи давно умерших императоров. Осталась позади гудящая галерея Апостольского дворца, похожая на огромную подкову; шум затихал по мере того, как я все дальше уходила по мощеной дорожке.

В тени кипарисов у наружной стены он остановился. Сорвал с головы шляпу и повернулся ко мне. Он молчал, глядя на меня так, будто видел в первый раз. В своей простой одежде он казался слишком худым, но я тем не менее радовалась, видя его поразительные, по-кошачьи зеленые глаза под золотисто-рыжими бровями, мягкий рот, длинный нос, бледную кожу, натянутую на костлявые скулы, словно прозрачный шелк. Но если прежде его голову украшала копна медных волос, то теперь остался короткий ежик, подчеркивающий форму черепа.

– Ты состриг свои прекрасные волосы! – воскликнула я.

– В Пизе вши.

Его голос звучал тихо, взгляд скользил по моей фигуре. Я нарядилась в голубое атласное платье с золотым корсажем. По настоянию Джулии я даже отказалась от благопристойной нижней камизы, какие в моде у взрослых девушек, и надела жемчужное ожерелье. Выглядела я так изысканно, что восхищалась, глядя на себя в зеркале. Втайне меня порадовал вид моих формирующихся грудей, подчеркнутых лифом, но теперь, под внимательным взглядом брата, я едва сдерживала желание натянуть повыше на плечи объемистые рукава.

– Я тебя почти не узнаю. Куда исчезла petita meva [27] Лючия?

Он назвал меня каталонским прозвищем, которое выдумал, когда мы были детьми. Услышав эти слова, я облегченно вздохнула. Прежде он смотрел таким сердитым взглядом, что я боялась, как бы он не устроил мне взбучку.

– Не валяй дурака! Ты меня сразу же узнал. Как и я тебя. Уж не так много времени прошло, Чезаре.

Он шагнул ко мне:

– Времени прошло достаточно. Я ждал письма от тебя. А когда ничего не получил, стал опасаться худшего. Теперь вижу, что для этого были все основания.

Я рассмеялась:

– Чего же ты опасался?