– При всем моем уважении к их католическим величествам, я не могу позволить им предъявлять права на то, что им еще не принадлежит.

После этих слов он уселся на своем возвышении, чтобы благословить последующую церемонию возведения Хуана в герцогское достоинство.

Пожалуй, будь у посла такие полномочия, он отозвал бы герцогскую грамоту Хуана. Но таких полномочий у него не было, а потому он только смотрел с негодованием, как мой брат одним росчерком пера подмахнул документ, даже не дав себе труда прочесть его. Мне пришлось прятать ухмылку. Хуан с детства избегал какого-либо чтения, объявляя мою и Чезаре приверженность к книгам бабской забавой. К моему удивлению, несмотря на приступы напыщенности, он и теперь вел себя как в детстве. Он уже был готов провозгласить себя кастильским грандом, когда испанский посол жестко сказал:

– Ее величество королева Изабелла будет рада приветствовать дона Хуана Борджиа, герцога Гандия, в его имении в Кастилии. Но у нее есть к вам одна просьба.

Тишина воцарилась в зале. Папочка на своем возвышении поморщился:

– Просьба? Разве мы только что не даровали ее величеству права на землю за океаном?

– Мы вам крайне признательны, ваше святейшество, – ответил посол, и Чезаре, сидевший рядом со мной, напрягся, услышав елейный тон испанца. – Однако до ее величества дошел тревожный слух, что ваше святейшество намеревается предоставить убежище высланным ею евреям. Она озабочена, поскольку эти люди отказались повиноваться ее указу и бежали в ваши земли, хотя королева предлагала им возмещение убытков, если только они ответят на ее просьбу.

– Которая требует, чтобы они отказались от своей веры, – прорычал папочка. – Нам известен указ ее величества, доказывающий ее неизмеримое благоговение перед нашей Святой церковью. И тем не менее мне кажется, ей следует напомнить, что она здесь не правит. Как мне поступать с евреями в моих землях – мое дело.

– Они еретики, про́клятые за убийство нашего Спасителя! – вскричал посол с пугающей страстностью, которая эхом разнеслась по залу. – Ваше святейшество – избранный представитель Христа. Вы не можете позволить им войти в Вечный город.

– Вы их видели? – Чезаре, в своих алых одеяниях, вскочил на ноги.

Все в зале с удивлением посмотрели на него: никто не ожидал такой пугающей вспышки, включая и папочку, который стал еще мрачнее.

Посол хмыкнул.

– Видел их? – повторил он, словно не веря собственным ушам.

– Да. Вы их видели? Вы знаете про их обстоятельства? Если бы знали, то у вас не было бы причин для сетований. Уж скорее сетовать должны были бы мы, потому что королева вышвырнула их из Испании прямо к нам на порог. Я посетил их лагерь на Аппиевой дороге, сеньор. Вы и представить себе не можете более ужасающего зрелища. Они обосновались в полях, как животные, и я понять не могу, как у них душа держится в теле. Некоторые живут там почти год, пробираются в Рим из любого порта, который разрешает им высадиться. Мы хотим только облегчить их положение, потому что они теперь болеют лихорадкой и их отходы загрязняют воды, текущие в Рим. Или ее величество желает, чтобы на всех здешних христиан напал мор?

– Не понимаю, с какого бока это может иметь отношение к ее величеству. Его святейшество сам впустил сюда этих евреев. Разве не он теперь несет ответственность за их благополучие?

Чезаре в ярости сделал шаг вперед:

– Мы отправляли без счета посланников ее величеству по этому поводу, и вам это прекрасно известно. Мы просили ее прекратить возмущаться и признать наше право принять на себя заботы о них. Но ее величество настаивает, что испанские евреи остаются ее подданными и должны подчиняться ее требованиям.

– Ее величество права! – Посол поднял свой заостренный подбородок. – Однако, если вас это так волнует, вам нужно только отправить их назад к нам. У нас есть способ решить вопрос, ибо у нас есть инквизиция, реорганизованная ее величеством по разрешению предшественника его святейшества.

Чезаре коротко хохотнул:

– И она сожжет всех, кто откажется исполнять ее волю?

– Хватит! – рявкнул папочка, и Чезаре замолчал. – Его высокопреосвященством кардиналом Валенсии движет сострадание, – обратился он к послу. – Передайте ее величеству, что мы учтем ее озабоченность.

Посол поклонился:

– Спасибо, ваше святейшество. Ее величество желает выразить свою признательность за ваше понимание и предложить его милости герцогу Гандия руку доньи Марии Энрикес, племянницы ее мужа, короля Фернандо.

И если лицо Хуана вспыхнуло от перспективы получить и титул, и невесту, то Чезаре смотрел на отца с потрясенным недоумением.

По окончании церемонии мы удалились на семейный обед.

Когда подали первое блюдо, Чезаре сказал:

– Мы не можем позволить этому сукину сыну послу ставить нам условия. Королева Изабелла своим указом изгнала евреев. Тем, кто отказывался принимать христианство, было приказано покинуть Испанию, взяв только то, что можно унести. Она забрала их состояние и посадила на протекающие корабли. Мы должны защитить их.

Хуан, сидевший справа от папочки, сердито сверкнул глазами:

– Чего это тебя так волнуют евреи? Они плодятся, как крысы. У нас в Риме их и без того предостаточно. Если королева говорит, что они должны вернуться в Испанию, пусть так оно и будет. Она сделала меня грандом, мы должны пойти навстречу ее желаниям, а в них никак не входит защита евреев.

И тогда Чезаре обратился к папочке:

– Пожалуйста, скажи моему недоумку-брату, что Рим неподвластен королеве Изабелле или любому другому из смертных монархов.

Несколько напряженных мгновений папочка сидел молча, а потом сказал:

– Мне не нравится вмешательство Изабеллы. Она слишком бесцеремонна. Преследования евреев в ее королевстве затмят все хорошее, чего она добилась. Но сукин сын посол, как ты его назвал, прав: мой предшественник, папа Иннокентий, да упокоится он с миром, предоставил королеве инквизиционные права. А евреи отказались ей подчиняться. Более того, – добавил он, возвышая голос, чтобы предупредить возражения Чезаре, – брак, который она предлагает, введет Хуана в число родственников супруга Изабеллы: мать короля Фернандо принадлежит к роду Энрикес. Нам настоятельно необходимо оказать ей услугу, хотя это и огорчает меня. Изабелла поставила это условием приезда Хуана в Испанию и его допуска к доходам от герцогства. Я не допущу, чтобы мой сын жил в Испании как крестьянин.

– В Кастилии все живут как крестьяне, – возразил Чезаре, вонзая нож в кусок окорока. – Ее величество вот уже десять лет воюет с маврами, ее подданные обнищали. Мы видели сейчас испанского посла: у него потрепанные манжеты. Изабелла озабочена только пополнением своей казны, вот почему она ставит препятствия к получению доходов с герцогства. Она бы с удовольствием позволила нам помогать всем евреям в Европе, если бы это означало, что Хуан получит лишь герцогский титул без доходов. Она требует, чтобы мы не предоставляли им убежища, только для того, чтобы напомнить: мы в долгу перед Испанией и у нас общий враг в лице Франции, которая ведет переговоры с Миланом и Неаполем. Она знает: если отказать нам в поддержке, мы будем в большей степени уязвимы перед интригами Милана.

Я видела: Чезаре наступил на больную мозоль. Папочка с перекошенным лицом поднял руку с кубком, и Перотто наполнил его вином, а папочка тем временем налился гневом. На его щеках набухли багровые вены. Даже сидевшая слева от него Джулия, облаченная в дорогие шелка и увешанная драгоценностями, казалось, не могла смирить его ярость: он оттолкнул ее, когда она наклонилась к нему и принялась шептать что-то на ухо.

– Ты берешь на себя смелость давать советы мне, папе римскому, как я должен вести свои дела?! – рявкнул он на Чезаре.

– Только в тех случаях, когда мои советы стоят того, чтобы их выслушать.

Они уставились друг на друга через стол, как два врага. Казалось, растущее напряжение между ними можно потрогать рукой. Я уже думала, что, приняв кардинальскую шапку и отказавшись от притязаний на герцогство и ссор с Хуаном, Чезаре к худу ли, к добру ли, но смирился со своей участью. Но теперь я поняла, что он уже начинает рвать путы.